Брянск. Первая встреча с завистью
После окончания мединститута меня по распределению направили работать в город Брянск. До этого я и не представлял, где находится такой город, слышал, конечно, название, но думал, что это даже за пределами России.
Брянск мне понравился - уютный городок, окруженный девственными лесами. Я с детства увлекался охотой и рыбалкой, и богатая природа Брянщины стала для меня настоящей отдушиной, источником энергии, которая восстанавливала силы после тяжелых рабочих дней.
Мои первые трудовые будни как молодого врача начались в Областной Брянской клинической больнице. Я стал помогать заведующему отделением общей хирургии Михаилу Антоновичу Новикову. Здесь мне и пригодился тот огромный запас знаний, который я получил на бесчисленных ночных дежурствах в студенческие годы. Едва покинув стены института, я уже имел практические навыки проведения многих хирургических операций и мог даже самостоятельно выполнить резекцию желудка. К такой операции молодые врачи допускались не раньше, чем через три-четыре года после окончания вуза.
Михаил Антонович оценил мое усердие:
- Слушай, да ты просто молодец! - сказал он. - Так мне даже врачи с пятилетним стажем не помогали. Хочешь остаться у меня после интернатуры?
Я очень хотел, но меня почему-то всегда привлекала онкология.
Я стремился сражаться именно с «чумой XX века» - как тогда называли раковые заболевания, поэтому счастью моему не было предела, когда главный врач Брянского онкодиспансера Юрий Израилевич Гроссман пригласил меня на работу. Специалисты-практики здесь работали великолепные, у меня появилась отличная возможность многому у них научиться.
По количеству больных, проходящих здесь лечение, онкодиспаксер занимал первое место в области. Я с бешеным рвением молодого специалиста ударился в работу. Ну и досталось же мне практики! Почти все свое время я проводил в операционных, не щадя своих сил. Оперировал все - буквально с головы до пяток. Уже через год я сделал свою первую резекцию желудка, а через три — полное удаление желудка, что на тот момент считалось вершиной мастерства в желудочной хирургии.
Постепенно я становился все более известным хирургом, ко мне обращалось все больше и больше пациентов, узнававших обо мне от своих родных и знакомых. Я увидел, что очень многие больные, приходившие в диспансер, нуждались в хирургическом лечении рака гортани, глотки, полости носа и рта. Но здесь им ничем не могли помочь: специалистов в этой области хирургии практически не существовало. Также со дня на день ожидали своего последнего часа больные с метастазами лимфатических узлов шеи: не было разработано технологий для радикального лечения этого заболевания, и смертность среди таких пациентов оказывалась практически стопроцентной.
Это была серьезная проблема, тысячи больных ждали помощи, которую мы не могли им оказать!
Как-то Юрий Израилевич вызвал в свой роскошный кабинет меня и моего товарища Сашу Черницова.
- Проходите, располагайтесь, - он указал рукой в сторону больших черных кожаных кресел, - у меня к вам серьезное предложение. Есть возможность открыть отделение хирургии головы и шеи. Дело новое, сложное. Возьметесь?
Мы с Сашей радостно закивали головами.
- Не волнуйтесь, Юрий Израилевич, сделаем все, как надо,-сказал я.
Дело действительно было для нас новым и неизведанным, но мы с энтузиазмом принялись за работу. Сколько же бессонных ночей мне пришлось провести за медицинскими книгами, изучая эту тему, по крупинкам собирая опыт российских (тогда еще советских) и зарубежных коллег! Я перелопатил, наверное, тонны специальной литературы. Также около двух лет я провел в постоянных разъездах: бывал на специализациях в Москве, Минске, Ростове и еще множестве городов, где мог почерпнуть интересующую меня информацию.
Все мои усилия были ненапрасны. Настало время, когда мы почувствовали, что владеем этим вопросом и готовы к открытию отделения.
Центр хирургии головы и шеи заработал, тысячи больных получили надежду на выздоровление, возможность продолжать жизнь, работать, общаться с близкими. Со всех уголков страны люди поехали к нам лечиться.
Моя известность продолжала расти в геометрической прогрессии. Те больные, которых я уже прооперировал, рекомендовали меня своим друзьям и близким. Популярность нарастала, как снежный ком, скоро я уже не успевал принимать всех желающих, люди записывались ко мне в очередь на месяц вперед. Я очень уставал, но был страшно горд успехом.
Но не зря говорится, что чужой успех никому покоя не дает. Настало и мое время на собственном горьком опыте узнать, что собой представляет один из семи смертных грехов - зависть. Я с недоумением стал замечать, что мои коллеги, которые еще вчера доброжелательно со мной общались, сегодня старательно делают вид, что меня не замечают, и здороваются, будто сквозь зубы.
Не перестаю удивляться человеческой природе: люди, кому я не сделал ровным счетом ничего дурного, о которых ни разу не сказал ни единого плохого слова, стали видеть во мне чуть ли не врага. Я никогда не был «выскочкой», всего лишь много и честно работал.
Но самый сильный негатив я ощущал со стороны главврача. Казалось, у этого человека появилась теперь только одна цель в жизни - «съесть» меня со всеми потрохами.
Его открытая неприязнь ко мне началась после одного случая. Как-то раз я оперировал пожилую больную. Едва пациентке был дан наркоз, в дверь операционной постучали: Юрий Израилевич срочно вызывает вас на партсобрание! - сказали из-за двери.
— Я не могу, идет сложная операция, - ответил я.
Но главврач, узнав, что его ослушались, рассвирепел не па шутку. Под страхом увольнения мне скрепя сердце пришлось пойти на партсобрание, которое продолжалось больше часа, а моя больная все это время лежала под наркозом на операционном столе.
Такие случаи стали повторяться в нашем раковом центре довольно часто, в результате страдали пациенты.
Я не мог больше молчать и на общем собрании коллектива резко высказал свое мнение по поводу подобной практики. Никто из врачей открыто меня не поддержал; хотя в душе все были со мной согласны, идти на конфликт с начальством коллеги не захотели.
Главврач, услышав мое выступление, пришел в неописуемую ярость. Впервые за многие годы его службы подчиненный осмелился открыто высказаться против него.
- Ах так, ну ты у меня еще поплачешь, - произнес он угрожающе.
С этого дня главврач делал все, что мог, чтобы испортить мне жизнь. Несмотря на то, что огромное количество больных со страшным диагнозом «рак» ждали своей очереди на операцию, меня отлучили от хирургии.
Все эти события происходили весной восемьдесят шестого. В апреле случилась чернобыльская катастрофа. В наш онкодиспансер на имя главврача пришел приказ из вышестоящих органов о командировании специалиста-медика в зону повышенной радиации. Надо ли говорить, кого именно решил направить Юрий Израилевич в неблагоприятный район. «Я тебя сгною», - сказал мне товарищ Гроссман и тут же от слов перешел к делу. Меня отправили на месяц делать профилактический осмотр населения в зону, где уровень радиации превышал допустимую норму в тридцать раз. После моего возвращения из этой тяжелой командировки, через день, меня снова послали гуда же и снова на месяц, хотя это было нарушением всех предписаний. Я понял, что моей жизни угрожает реальная опасность. Речь шла буквально о моем физическом уничтожении. Нужно было срочно что-то предпринимать. Среди моих бывших пациентов я нашел знакомых в обкоме партии и рассказал им о сложившейся ситуации. На следующей неделе из обкома, а тогда это была высшая ступень региональной власти, пришло настоятельное предложение Юрию Израилевичу Гроссману написать заявление об увольнении по собственному желанию. Война была мною выиграна, я праздновал победу. Теперь я мог спокойно жить и работать в Брянске. Но неожиданно мне пришло письмо из моего любимого Саратова, где я провел студенческие годы. Мне предложили создать и возглавить там центр хирургии головы и шеи. К тому времени мои самые близкие люди, мать и сестра, уже жили в Саратове, так что я не стал долго думать. Уже через несколько дней я собрался и уехал снова в город, где начиналась моя медицинская карьера.